Булат Окуджава

Мне не хочется писать Ни стихов, ни прозы, хочется людей спасать, выращивать розы. Плещется июльский жар, воском оплывает, первый розы красный шар в небо уплывает. Раскрываются цветы сквозь душные травы из пчелиной суеты для чести и славы. За окном трещит мороз дикий, оголтелый — расцветает сад из роз на бумаге белой. Пышет жаром злая печь, читать далее…

Я ухожу от пули, делаю отчаянный рывок. Я снова живой на выжженном теле Крыма. И вырастают вместо крыльев тревог за моей человечьей спиной надежды крылья. Васильками над бруствером, уцелевшими от огня, склонившимися над выжившим отделеньем, жизнь моя довоенная разглядывает меня с удивленьем. До первой пули я хвастал: чего не могу посметь? До первой пули врал читать далее…

В.Аксенову В склянке темного стекла из-под импортного пива роза красная цвела гордо и неторопливо. Исторический роман сочинял я понемногу, пробиваясь как в туман от пролога к эпилогу. Были дали голубы, было вымысла в избытке, и из собственной судьбы я выдергивал по нитке. В путь героев снаряжал, наводил о прошлом справки и поручиком в отставке сам читать далее…

Я никогда не витал, не витал в облаках, в которых я не витал, и никогда не видал, не видал Городов, которых я не видал. Я никогда не лепил, не лепил кувшин, который я не лепил, я никогда не любил, не любил женщин, которых я не любил… Так что же я смею? И что я могу? читать далее…

О.Чухонцеву Я вновь повстречался с Надеждой — приятная встреча. Она проживает все там же — то я был далече. Все то же на ней из поплина счастливое платье, все так же горяч ее взор, устремленный в века… Ты наша сестра, мы твои непутевые братья, и трудно поверить, что жизнь коротка. А разве ты нам обещала читать далее…

К. Г. Паустовскому Люблю я эту комнату, где розовеет вереск в зеленом кувшине. Люблю я эту комнату, где проживает ересь с богами наравне. Где в этом, только в этом находят смысл и ветром смывают гарь и хлам, где остро пахнет веком четырнадцатым с веком двадцатым пополам. Люблю я эту комнату без драм и без расчета… читать далее…

Эта женщина! Увижу и немею. Потому-то, понимаешь, не гляжу. Ни кукушкам, ни ромашкам я не верю и к цыганкам, понимаешь, не хожу. Напророчат: не люби ее такую, набормочут: до рассвета заживет, наколдуют, нагадают, накукуют… А она на нашей улице живет!

Читаю мемуары разных лиц. Сопоставляю прошлого картины, что удается мне не без труда. Из вороха распавшихся страниц соорудить пытаюсь мир единый, а из тряпья одежки обветшалой — блистательный ваш облик, господа. Из полусгнивших кружев паутины — вдруг аромат антоновки лежалой, какие-то деревни, города, а в них — разлуки, встречи, именины, родная речь и свадеб поезда; читать далее…

Черный ворон сквозь белое облако глянет — значит, скоро кровавая музыка грянет. В генеральском мундире стоит дирижер, перед ним — под машинку остриженный хор. У него — руки в белых перчатках. Песнопенье, знакомое с давешних пор, возникает из слов непечатных. Постепенно вступают штыки и мортиры — значит, скоро по швам расползутся мундиры, значит, скоро сподобимся читать далее…

Человек стремится в простоту, как небесный камень — в пустоту, медленно сгорает и за предпоследнюю версту нехотя взирает. Но во глубине его очей будто бы — во глубине ночей что-то назревает. Время изменяет его внешность. Время усмиряет его нежность, словно пламя спички на мосту, гасит красоту. Человек стремится в простоту через высоту. Главные его учителя читать далее…

Дышит воздухом, дышит первой травой, камышом, пока он колышется, всякой песенкой, пока она слышится, теплой женской ладонью над головой. Дышит, дышит — никак не надышится. Дышит матерью — она у него одна, дышит родиной — она у него единственная, плачет, мучается, смеется, посвистывает, и молчит у окна, и поет дотемна, и влюбленно недолгий свой век читать далее…

Пейте чай, мой друг старинный, забывая бег минут. Желтой свечкой стеаринной я украшу ваш уют. Не грустите о поленьях, о камине и огне… Плед шотландский на коленях, занавеска на окне. Самовар, как бас из хора, напевает в вашу честь. Даже чашка из фарфора у меня, представьте, есть. В жизни выбора не много: кому — день, читать далее…

Храмули — серая рыбка с белым брюшком. А хвост у нее как у кильки, а нос — пирожком. И чудится мне, будто брови ее взметены и к сердцу ее все на свете крючки сведены. Но если вглядеться в извилины жесткого дна — счастливой подковкою там шевелится она. Но если всмотреться в движение чистой струи — читать далее…

А. Кушнеру Хочу воскресить своих предков, хоть что-нибудь в сердце сберечь. Они словно птицы на ветках, и мне непонятна их речь. Живут в небесах мои бабки и ангелов кормят с руки. На райское пение падки, на доброе слово легки. Не слышно им плача и грома, и это уже на века. И нет у них отчего читать далее…

Деньги тратятся и рвутся, забываются слова, приминается трава, только лица остаются и знакомые глаза… Плачут ли они, смеются — не слышны их голоса. Льются с этих фотографий океаны биографий, жизнь в которых вся, до дна, с нашей переплетена. И не муки в не слезы остаются на виду, и не зависть и беду выражают эти позы, читать далее…

Умереть — тоже надо уметь, на свидание к небесам паруса выбирая тугие. Хорошо, если сам, хуже, если помогут другие. Смерть приходит тиха, бестелесна и себе на уме. Грустных слов чепуха неуместна, как холодное платье — к зиме. И о чем толковать? Вечный спор ни Христос не решил, ни Иуда… Если там благодать, что ж никто читать далее…

У поэта соперников нету — ни на улице и не в судьбе. И когда он кричит всему свету, это он не о вас — о себе. Руки тонкие к небу возносит, жизнь и силы по капле губя. Догорает, прощения просит: это он не за вас — за себя. Но когда достигает предела и душа отлетает читать далее…

Москва все строится, торопится. И выкатив свои глаза, трамваи красные сторонятся, как лошади — когда гроза. Они сдают свой мир без жалобы. А просто: будьте так добры! И сходят с рельс. И, словно жаворонки, влетают в старые дворы. И, пряча что-то дилижансовое, сворачивают у моста, как с папиросы искры сбрасывая, туда, где старая Москва, откуда читать далее…

Год сорок первый. Зябкий туман. Уходят последние солдаты в Тамань. А ему подписан пулей приговор. Он лежит у кромки береговой, он лежит на самой передовой: ногами — в песок, к волне — головой. Грязная волна наползает едва — приподнимается слегка голова; вспять волну прилив отнесет — ткнется устало голова в песок. Эй, волна! Перестань, не читать далее…

Я сидел в апрельском сквере. Предо мной был Божий храм, Но не думал я о вере, а глядел на разных дам. И одна, едва пахнуло с несомненностью весной, вдруг на веточку вспорхнула и уселась предо мной. В модном платьице коротком, в старомодном пальтеце, и ладонь — под подбородком, и загадка на лице. В той поре, читать далее…

Александру Сергеичу хорошо! Ему прекрасно! Гудит мельничное колесо, боль угасла, баба щурится из избы, в небе — жаворонки, только десять минут езды до ближней ярмарки. У него ремесло первый сорт и перо остро. Он губаст и учен как черт, и все ему просто: жил в Одессе, бывал в Крыму, ездил в карете, деньги в долг читать далее…

Строитель, возведи мне дом, без шуток, в самом деле, чтобы леса росли на нем и чтобы птицы пели. Построй мне дом, меня любя, построй, продумав тонко, чтоб был похож он на себя на самого, и только. Ты не по схемам строй его, ты строй не по стандарту,— по силе чувства своего, по сердцу, по азарту. читать далее…

Сто раз закат краснел, рассвет синел, сто раз я клял тебя, песок моздокский, пока ты жег насквозь мою шинель и блиндажа жевал сухие доски. А я жевал такие сухари! Они хрустели на зубах, хрустели… А мы шинели рваные расстелем — и ну жевать. Такие сухари! Их десять лет сушили, не соврать, да ты еще их читать далее…

Сколько сделано руками удивительных красот! Но рукам пока далече до пронзительных высот, до божественной, и вечной, и нетленной красоты, что соблазном к нам стекает с недоступной высоты.

Владлену Ермакову Тот самый двор, где я сажал березы, был создан по законам вечной прозы и образцом дворов арбатских слыл; там, правда, не выращивались розы, да и Гомер туда не заходил… Зато поэт Глазков1 напротив жил. Друг друга мы не знали совершенно, но, познавая белый свет блаженно, попеременно — снег, дожди и сушь, разгулы будней, читать далее…

Берегите нас, поэтов. Берегите нас. Остаются век, полвека, год, неделя, час, три минуты, две минуты, вовсе ничего… Берегите нас. И чтобы все — за одного. Берегите нас с грехами, с радостью и без. Где-то, юный и прекрасный, ходит наш Дантес. Он минувшие проклятья не успел забыть, но велит ему призванье пулю в ствол забить. Где-то читать далее…

Один шажок и другой шажок, а солнышко село… О господин, вот тебе стожок и другой стожок доброго сена! И все стога (ты у нас один) и колода меда… Пируй, господин, до нового года! Я амбар — тебе, а пожар — себе… Я рвань, я дрянь, меня жалеть опасно. А ты живи праздно: сам ешь, не читать далее…

Варшава, я тебя люблю легко, печально и навеки. Хоть в арсенале слов, наверно, слова есть тоньше и верней, Но та, что с левой стороны, святая мышца в человеке как бьется, как она тоскует!.. И ничего не сделать с ней. Трясутся дрожки. Ночь плывет. Отбушевал в Варшаве полдень. Она пропитана любовью и муками обожжена, как веточка читать далее…

Осенний холодок. Пирог с грибами. Калитки шорох и простывший чай. И снова неподвижными губами короткое, как вздох: «Прощай, прощай.» «Прощай, прощай…» Да я и так прощаю все, что простить возможно, обещаю простить и то, чего нельзя простить. Великодушным я обязан быть. Прощаю всех, что не были убиты тогда, перед лицом грехов своих. «Прощай, прощай…» Прощаю читать далее…

Продолжается музыка возле меня. Я играть не умею. Я слушаю только. Вот тарелки, серебряным звоном звеня, на большом барабане качаются тонко. Вот валторны восторженно в пальцы вплелись. Вот фаготы с каких-то высот пролились, и тромбонов трудна тарабарская речь, две вертлявые скрипки идут на прогулку между мной и кулисами по переулку, не сходя с музыкантских мозолистых читать далее…

Пробралась в нашу жизнь клевета, как кликуша глаза закатила, и прикрыла морщинку у рта, и на тонких ногах заходила. От раскрытых дверей — до стола, от стола — до дверей, как больная, все ходила она и плела, поминая тебя, проклиная. И стучала о грудь кулаком, и от тонкого крика синела, и кричала она о таком, читать далее…

А. Жигулину Если ворон в вышине, дело, стало быть, к войне. Чтобы не было войны, надо ворона убить. Чтобы ворона убить, надо ружья зарядить. А как станем заряжать, всем захочется стрелять. Ну а как стрельба пойдет, пуля дырочку найдет. Ей не жалко никого, ей попасть бы хоть в кого, хоть в чужого, хоть в свово.. читать далее…

А. Цибулевскому На фоне Пушкина снимается семейство. Фотограф щелкает, и птичка вылетает. Фотограф щелкает, но вот что интересно: на фоне Пушкина! И птичка вылетает. Все счеты кончены, и кончены все споры. Тверская улица течет, куда, не знает. Какие женщины на нас кидают взоры и улыбаются… И птичка вылетает. На фоне Пушкина снимается семейство. Как обаятельны читать далее…

Почему мы исчезаем, превращаясь в дым и пепел, в глинозем, в солончаки, в дух, что так неосязаем, в прах, что выглядит нелепым,- нытики и остряки? Почему мы исчезаем так внезапно, так жестоко, даже слишком, может быть? Потому что притязаем, докопавшись до истока, миру истину открыть. Вот она в руках как будто, можно, кажется, потрогать, свет читать далее…

Тамазу Чиладзе, Джансугу Чарквиани Когда под хохот Куры и сплетни, в холодной выпачканный золе, вдруг закричал мангал последний, что он последний на всей земле, мы все тогда над Курой сидели и мясо сдабривали вином, и два поэта в обнимку пели о трудном счастье, о жестяном. А тот мангал, словно пес — на запах орехов, зелени, читать далее…

По какой реке твой корабль плывет до последних дней из последних сил? Когда главный час мою жизнь прервет, вы же спросите: для чего я жил? Буду я стоять перед тем судом — голова в огне, а душа в дыму… Моя родина — мой последний дом, все грехи твои на себя приму. Средь стерни и роз, читать далее…

Здравствуйте, Павел Григорьевич! Всем штормам вопреки, пока конфликты улаживаются и рушатся материки, крепкое наше суденышко летит по волнам стрелой, и его добротное тело пахнет свежей смолой. Работа наша матросская призывает бодрствовать нас, хоть вы меня и постарше, а я помоложе вас (а может быть, вы моложе, а я немного старей)… Ну что нам все эти читать далее…

Мне нужно на кого-нибудь молиться. Подумайте, простому муравью вдруг захотелось в ноженьки валиться, поверить в очарованность свою! И муравья тогда покой покинул, все показалось будничным ему, и муравей создал себе богиню по образу и духу своему. И в день седьмой, в какое-то мгновенье, она возникла из ночных огней без всякого небесного знаменья… Пальтишко было легкое читать далее…

Когда метель кричит, как зверь — Протяжно и сердито, Не запирайте вашу дверь, Пусть будет дверь открыта. И если ляжет дальний путь Нелегкий путь, представьте, Дверь не забудьте распахнуть, Открытой дверь оставьте. И, уходя в ночной тиши, Без лишних слов решайте: Огонь сосны с огнем души В печи перемешайте. Пусть будет теплою стена И мягкою читать далее…

Вы слышите: грохочут сапоги, и птицы ошалелые летят, и женщины глядят из-под руки? Вы поняли, куда они глядят? Вы слышите: грохочет барабан? Солдат, прощайся с ней, прощайся с ней… Уходит взвод в туман-туман-туман… А прошлое ясней-ясней-ясней. А где же наше мужество, солдат, когда мы возвращаемся назад? Его, наверно, женщины крадут и, как птенца, за пазуху читать далее…

Простите пехоте, что так неразумна бывает она: всегда мы уходим, когда над Землею бушует весна. И шагом неверным по лестничке шаткой спасения нет. Лишь белые вербы, как белые сестры глядят тебе вслед. Не верьте погоде, когда затяжные дожди она льет. Не верьте пехоте, когда она бравые песни поет. Не верьте, не верьте, когда по садам читать далее…

И. Балаевой Моцарт на старенькой скрипке играет, Моцарт играет, а скрипка поет. Моцарт отечества не выбирает — просто играет всю жизнь напролет. Ах, ничего, что всегда, как известно, наша судьба — то гульба, то пальба… Не оставляйте стараний, маэстро, не убирайте ладони со лба. Где-нибудь на остановке конечной скажем спасибо и этой судьбе, но из читать далее…

Я смотрю на фотокарточку: две косички, строгий взгляд, и мальчишеская курточка, и друзья кругом стоят. За окном все дождик тенькает: там ненастье во дворе. Но привычно пальцы тонкие прикоснулись к кобуре. Вот скоро дом она покинет, вот скоро вспыхнет гром кругом, но комсомольская богиня… Ах, это, братцы, о другом! На углу у старой булочной, там, читать далее…

Волнения не выдавая, оглядываюсь, не расспрашивая. Так вот она — передовая! В ней ничего нет страшного. Трава не выжжена, лесок не хмур, и до поры объявляется перекур. Звенят комары. Звенят, звенят: возле меня. Летят, летят — крови моей хотят. Отбиваюсь в изнеможении и вдруг попадаю в сон: дым сражения, окружение, гибнет, гибнет мой батальон. А читать далее…

Спасибо тебе, стрела, спасибо, сестра, что так ты кругла и остра, что оленю в горячий бок входишь, как Бог! Спасибо тебе за твое уменье, за чуткий сон в моем колчане, за оперенье, за тихое пенье… Дай тебе Бог воротиться ко мне! Чтоб мясу быть жирным на целую треть, чтоб кровь была густой и липкой, олень читать далее…

Осень ранняя. Падают листья. Осторожно ступайте в траву. Каждый лист — это мордочка лисья… Вот земля, на которой живу. Лисы ссорятся, лисы тоскуют, лисы празднуют, плачут, поют, а когда они трубки раскурят, значит — дождички скоро польют. По стволам пробегает горенье, и стволы пропадают во рву. Каждый ствол — это тело оленье… Вот земля, на читать далее…

Земля гудит под соловьями, под майским нежится дождем, а вот солдатик оловянный на вечный подвиг осужден. Его, наверно, грустный мастер пустил по свету невзлюбя. Спроси солдатика: «Ты счастлив?» И он прицелится в тебя. И в смене праздников и буден, в нестройном шествии веков смеются люди, плачут люди, а он все ждет своих врагов. Он ждет читать далее…

О чем ты успел передумать, отец расстрелянный мой, когда я шагнул с гитарой, растерянный, но живой? Как будто шагнул я со сцены в полночный московский уют, где старым арбатским ребятам бесплатно судьбу раздают. По-моему, все распрекрасно, и нет для печали причин, и грустные те комиссары идут по Москве как один, и нету, и нету погибших читать далее…

— Мой конь притомился, стоптались мои башмаки. Куда же мне ехать? Скажите мне, будьте добры. — Вдоль Красной реки, моя радость, вдоль Красной реки, До Синей горы, моя радость, до Синей горы. — А как мне проехать туда? Притомился мой конь. Скажите, пожалуйста, как мне проехать туда? — На ясный огонь, моя радость, на ясный читать далее…

Не клонись-ка ты, головушка, от невзгод и от обид, Мама, белая голубушка, утро новое горит. Все оно смывает начисто, все разглаживает вновь… Отступает одиночество, возвращается любовь. И сладки, как в полдень пасеки, как из детства голоса, твои руки, твои песенки, твои вечные глаза.

Нева Петровна, возле вас — всё львы. Они вас охраняют молчаливо. Я с женщинами не бывал счастливым, вы — первая. Я чувствую, что — вы. Послушайте, не ускоряйте бег, банальным славословьем вас не трону: ведь я не экскурсант, Нева Петровна, я просто одинокий человек. Мы снова рядом. Как я к вам привык! Я всматриваюсь в читать далее…

Не сольются никогда зимы долгие и лета: у них разные привычки и совсем несхожий вид. Не случайны на земле две дороги — та и эта, та натруживает ноги, эта душу бередит. Эта женщина в окне в платье розового цвета утверждает, что в разлуке невозможно жить без слез, потому что перед ней две дороги — та читать далее…

Не вели, старшина, чтоб была тишина. Старшине не все подчиняется. Эту грустную песню придумала война… Через час штыковой начинается. Земля моя, жизнь моя, свет мой в окне… На горе врагу улыбнусь я в огне. Я буду улыбаться, черт меня возьми, в самом пекле рукопашной возни. Пусть хоть жизнь свою укорачивая, я пойду напрямик в пулеметное читать далее…

Не бродяги, не пропойцы, за столом семи морей вы пропойте, вы пропойте славу женщине моей! Вы в глаза ее взгляните, как в спасение свое, вы сравните, вы сравните с близким берегом ее. Мы земных земней. И вовсе к черту сказки о богах! Просто мы на крыльях носим то, что носят на руках. Просто нужно очень читать далее…

Надежда, белою рукою сыграй мне что-нибудь такое, чтоб краска схлынула с лица, как будто кони от крыльца. Сыграй мне что-нибудь такое, чтоб ни печали, ни покоя, ни нот, ни клавиш и ни рук… О том, что я несчастен, врут. Еще нам плакать и смеяться, но не смиряться, не смиряться. Еще не пройден тот подъем. Еще читать далее…

На полотне у Аллы Беляковой, где темный сад немного бестолковый, где из окна, дразня и завораживая, выплескивается пятно оранжевое, где все имеет первозданный вид и ветви как зеленая оправа, где кто-то бодрствует, а кто-то спит в том домике, изображенном справа,- там я бываю запросто в гостях, и надобности нет о новостях выспрашивать дотошно и лукаво. читать далее…

На белый бал берез не соберу. Холодный хор хвои хранит молчанье. Кукушки крик, как камешек отчаянья, все катится и катится в бору. И все-таки я жду из тишины (как тот актер, который знает цену чужим словам, что он несет на сцену) каких-то слов, которым нет цены. Ведь у надежд всегда счастливый цвет, надежный и таинственный читать далее…

На арбатском дворе — и веселье и смех. Вот уже мостовые становятся мокрыми. Плачьте, дети! Умирает мартовский снег. Мы устроим ему веселые похороны. По кладовкам по темным поржавеют коньки, позабытые лыжи по углам покоробятся… Плачьте, дети! Из-за белой реки скоро-скоро кузнечики к нам заторопятся. Будет много кузнечиков. Хватит на всех. Вы не будете, дети, гулять читать далее…

М. Хуциеву Мы приедем туда, приедем, проедем — зови не зови — вот по этим каменистым, по этим осыпающимся дорогам любви. Там мальчики гуляют, фасоня, по августу, плавают в нем, и пахнет песнями и фасолью, красной солью и красным вином. Перед чинарою голубою поет Тинатин в окне, и моя юность с моей любовью перемешиваются во читать далее…

Вот ноты звонкие органа то порознь вступают, то вдвоем, и шелковые петельки аркана на горле стягиваются моем. И музыка передо мной танцует гибко, и оживает все до самых мелочей: пылинки виноватая улыбка так красит глубину ее очей! Ночной комар, как офицер гусарский, тонок, и женщина какая-то стоит, прижав к груди стихов каких-то томик, и на читать далее…

А что я сказал медсестре Марии, когда обнимал ее? — Ты знаешь, а вот офицерские дочки на нас, на солдат, не глядят. А поле клевера было под нами, тихое, как река. И волны клевера набегали, и мы качались на них. И Мария, раскинув руки, плыла по этой реке. И были черными и бездонными голубые ее читать далее…

Мгновенно слово. Короток век. Где ж умещается человек? Как, и когда, и в какой глуши распускаются розы его души? Как умудряется он успеть свое промолчать и свое пропеть, по планете просеменить, гнев на милость переменить? Как умудряется он, чудак, на ярмарке поцелуев и драк, в славословии и пальбе выбрать только любовь себе? Осколок выплеснет его читать далее…

У отворенных у ворот лесных, откуда пахнет сыростью, где звуки стекают по стволам, стоит лесник, и у него — мои глаза и руки. А лесу платья старые тесны. Лесник качается на качкой кочке и все старается не прозевать весны и первенца принять у первой почки. Он наклоняется — помочь готов, он вслушивается, лесник тревожный, как читать далее…

Магическое «два». Его высоты, его глубины… Как мне превозмочь? Два сокола, два соболя, две сойки, закаты и рассветы, день и ночь, две матери, которым верю слепо, две женщины, и, значит, два пути, два вероятных выхода, два неба — там, наверху, и у меня в груди. И, залитый морями голубыми, расколотый кружится шар земной… …а мальчики читать далее…

Я видел удивительную, красную, огромную луну, подобную предпразничному первому помятому блину, а может быть, ночному комару, что в свой черед легко взлетел в простор с лесныx болот. Она над Ленинградом очень медленно плыла. Так корабли плывут без капитанов медленно… Но что-то бледное мне виделось сквозь медное покрытие ее высокого чела. Под ней покоилось в ночи читать далее…

Кричат за лесом электрички, от лампы — тени по стене, и бабочки, как еретички, горят на медленном огне. Сойди к реке по тропке топкой, и понесет сквозь тишину зари вечерней голос тонкий, ее последнюю струну. Там отпечатаны коленей остроконечные следы, как будто молятся олени, чтоб не остаться без воды… По берегам, луной залитым, они стоят: читать далее…

В. Федорову Во дворе, где каждый вечер все играла радиола, где пары танцевали, пыля, ребята уважали очень Леньку Королева и присвоили ему званье короля. Был король, как король, всемогущ. И если другу станет худо и вообще не повезет, он протянет ему свою царственную руку, свою верную руку,- и спасет. Но однажды, когда «мессершмитты», как вороны, читать далее…

Вл. Мотылю В раннем детстве верил я, что от всех болезней капель Датского короля не найти полезней. И с тех пор горит во мне огонек той веры… Капли Датского короля пейте, кавалеры! Капли Датского короля или королевы — это крепче, чем вино, слаще карамели и сильнее клеветы, страха и холеры… Капли Датского короля пейте, кавалеры! читать далее…

На дне глубокого корыта так много лет подряд не погребенный, не зарытый искала прачка клад. Корыто от прикосновенья звенело под струну, и плыли пальцы, розовея, и шарили по дну. Корыта стенки как откосы, омытые волной. Ей снился сын беловолосый над этой глубиной и что-то очень золотое, как в осень листопад… И билась пена о ладони читать далее…

Земля изрыта вкривь и вкось. Ее, сквозь выстрелы и пенье, я спрашиваю: «Как терпенье? Хватает? Не оборвалось — выслушивать все наши бредни о том, кто первый, кто последний?» Она мне шепчет горячо: «Я вас жалею, дурачье. Пока вы топчетесь в крови, пока друг другу глотки рвете, я вся в тревоге и в заботе. Изнемогаю от читать далее…

Е.Рейну Из окон корочкой несет поджаристой. За занавесками — мельканье рук. Здесь остановки нет, а мне — пожалуйста: шофер в автобусе — мой лучший друг. А кони в сумерках колышут гривами. Автобус новенький, спеши, спеши! Ах, Надя, Наденька, мне б за двугривенный в любую сторону твоей души. Я знаю, вечером ты в платье шелковом пойдешь читать далее…

Я строил замок надежды. Строил-строил. Глину месил. Холодные камни носил. Помощи не просил. Мир так устроен: была бы надежда — пусть не хватает сил. А время шло. Времена года сменялись. Лето жарило камни. Мороз их жег. Прилетали белые сороки — смеялись. Мне было тогда наплевать на белых сорок. Лепил я птицу. С красным пером. Лесную. читать далее…

Ю. Васильеву Живописцы, окуните ваши кисти в суету дворов арбатских и в зарю, чтобы были ваши кисти словно листья. Словно листья, словно листья к ноябрю. Окуните ваши кисти в голубое, по традиции забытой городской, нарисуйте и прилежно и с любовью, как с любовью мы проходим по Тверской. Мостовая пусть качнется, как очнется! Пусть начнется, что читать далее…

Ехал всадник на коне. Артиллерия орала. Танк стрелял. Душа сгорала. Виселица на гумне… Иллюстрация к войне. Я, конечно, не помру: ты мне раны перевяжешь, слово ласковое скажешь. Все затянется к утру… Иллюстрация к добру. Мир замешан на крови. Это наш последний берег. Может, кто и не поверит — ниточку не оборви… Иллюстрация к любви.

Оле Как бы мне сейчас хотелось в Вилкове вдруг очутиться! Там — каналы, там — гондолы, гондольеры. Очутиться, позабыться, от печалей отшутиться: ими жизнь моя отравлена без меры. Там побеленные стены и фундаменты цветные, а по стенам плющ клубится для оправы. И лежат на солнцепеке безопасные, цепные, показные, пожилые волкодавы. Там у пристани танцуют жок, читать далее…

Таксомоторная кибитка, трясущаяся от избытка былых ранений и заслуг, по сопкам ткет за кругом круг. Миную я глухие реки, и на каком-то там ночлеге мне чудится (хотя и слаб) переселенческой телеги скрип, и коней усталых храп, и мягкий стук тигриных лап, напрягшихся в лихом набеге, и крик степи о человеке, и вдруг на океанском бреге читать далее…

Ах, война, что ж ты сделала, подлая: стали тихими наши дворы, наши мальчики головы подняли — повзрослели они до поры, на пороге едва помаячили и ушли, за солдатом — солдат… До свидания, мальчики! Мальчики, постарайтесь вернуться назад. Нет, не прячьтесь вы, будьте высокими, не жалейте ни пуль, ни гранат и себя не щадите, и все-таки читать далее…

С.Рассадину Джазисты уходили в ополченье, цивильного не скинув облаченья. Тромбонов и чечеток короли в солдаты необученные шли. Кларнетов принцы, словно принцы крови, магистры саксофонов шли, и, кроме, шли барабанных палок колдуны скрипучими подмостками войны. На смену всем оставленным заботам единственная зрела впереди, и скрипачи ложились к пулеметам, и пулеметы бились на груди. Но что поделать, читать далее…

— Господин лейтенант, что это вы хмуры? Аль не по сердцу вам ваше ремесло? — Господин генерал, вспомнились амуры — не скажу, чтобы мне с ними не везло. — Господин лейтенант, нынче не до шашней: скоро бой предстоит, а вы все про баб! — Господин генерал, перед рукопашной золотые деньки вспомянуть хотя б. — Господин читать далее…

Красной глины беру прекрасный ломоть и давить начинаю его, и ломать, плоть его мять, и месить, и молоть… И когда остановится гончарный круг, на красной чашке качнется вдруг желтый бык — отпечаток с моей руки, серый аист, пьющий из белой реки, черный нищий, поющий последний стих, две красотки зеленых, пять рыб голубых… Царь, а царь, читать далее…

Девочка плачет: шарик улетел. Ее утешают, а шарик летит. Девушка плачет: жениха все нет. Ее утешают, а шарик летит. Женщина плачет: муж ушел к другой. Ее утешают, а шарик летит. Плачет старушка: мало пожила… А шарик вернулся, а он голубой.

Всю ночь кричали петухи и шеями мотали, как будто новые стихи, закрыв глаза, читали. И было что-то в крике том от горькой той кручины, когда, согнувшись, входят в дом постылые мужчины. И был тот крик далек-далек и падал так же мимо, как гладят, глядя в потолок, чужих и нелюбимых. Когда ласкать уже невмочь, и отказаться читать далее…

Кайсыну Кулиеву Насмешливый, тщедушный и неловкий, единственный на этот шар земной, на Усачевке, возле остановки, вдруг Лермонтов возник передо мной, и в полночи рассеянной и зыбкой (как будто я о том его спросил) — — Мартынов — что…— он мне сказал с улыбкой.- Он невиновен. Я его простил. Что — царь? Бог с ним. Он читать далее…

Вот музыка та, под которую мне хочется плакать и петь. Возьмите себе оратории, и дробь барабанов, и медь. Возьмите себе их в союзники легко, до скончания дней… Меня же оставьте с той музыкой: мы будем беседовать с ней.

Холод войны немилосерд и точен. Ей равнодушия не занимать. …Пятеро голодных сыновей и дочек и одна отчаянная мать. И каждый из нас глядел в оба, как по синей клеенке стола случайная одинокая вобла к земле обетованной плыла, как мама руками теплыми за голову воблу брала, к телу гордому ее прикасалась, раздевала ее догола… Ах, какой читать далее…

Встань пораньше, встань пораньше, встань пораньше, Когда дворники маячат у ворот. Ты увидишь, ты увидишь, как веселый барабанщик в руки палочки кленовые берет. Будет полдень, суматохою пропахший, звон трамваев и людской водоворот, но прислушайся — услышишь, как веселый барабанщик с барабаном вдоль по улице идет. Будет вечер — заговорщик и обманщик, темнота на мостовые упадет, читать далее…

А. Межирову За что ж вы Ваньку-то Морозова? Ведь он ни в чем не виноват. Она сама его морочила, а он ни в чем не виноват. Он в старый цирк ходил на площади и там циркачку полюбил. Ему чего-нибудь попроще бы, а он циркачку полюбил. Она по проволке ходила, махала белою рукой, и страсть Морозова читать далее…

В нашей жизни, прекрасной, и странной, и короткой, как росчерк пера, над дымящейся свежею раной призадуматься, право, пора. Призадуматься и присмотреться, поразмыслить, покуда живой, что там кроется в сумерках сердца, в самой черной его кладовой. Пусть твердят, что дела твои плохи, но пора научиться, пора не вымаливать жалкие крохи милосердия, правды, добра. Но пред ликом читать далее…

Круглы у радости глаза и велики — у страха, и пять морщинок на челе от празднеств и обид… Но вышел тихий дирижер, но заиграли Баха, и все затихло, улеглось и обрело свой вид. Все встало на свои места, едва сыграли Баха… Когда бы не было надежд — на черта белый свет? К чему вино, кино, читать далее…

Быстро молодость проходит, дни счастливые крадет. Что назначено судьбою — обязательно случится: то ли самое прекрасное в окошко постучится, то ли самое напрасное в объятья упадет. Так не делайте ж запасов из любви и доброты и про черный день грядущий не копите милосердье: пропадет ни за понюшку ваше горькое усердье, лягут ранние морщины от напрасной читать далее…

Былое нельзя воротить, и печалиться не о чем, у каждой эпохи свои подрастают леса… А все-таки жаль, что нельзя с Александром Сергеичем поужинать в «Яр» заскочить хоть на четверть часа. Теперь нам не надо по улицам мыкаться ощупью. Машины нас ждут, и ракеты уносят нас вдаль… А все-таки жаль, что в Москве больше нету извозчиков, читать далее…

Арбатского романса знакомое шитье, к прогулкам в одиночестве пристрастье; из чашки запотевшей счастливое питье и женщины рассеянное «здрасьте»… Не мучьтесь понапрасну: она ко мне добра. Светло иль грустно — век почти что прожит. Поверьте, эта дама из моего ребра, и без меня она уже не может. Бывали дни такие — гулял я молодой, глаза глядели читать далее…

…А годы проходят, как песни. Иначе на мир я гляжу. Во дворике этом мне тесно, и я из него ухожу. Ни почестей и ни богатства для дальних дорог не прошу, но маленький дворик арбатский с собой уношу, уношу. В мешке вещевом и заплечном лежит в уголке небольшой, не слывший, как я, безупречным тот двор с читать далее…

Выходят танки из леска, устало роют снег, а неотступная тоска бредет за нами вслед. Победа нас не обошла, да крепко обожгла. Мы на поминках водку пьем, да ни один не пьян. Мы пьем напропалую одну, за ней вторую, пятую, десятую, горькую десантную. Она течет, и хоть бы черт, ну хоть бы что — ни капельки… читать далее…

С. П. Щипачеву1 Не представляю Пушкина2 без падающего снега, бронзового Пушкина, что в плащ укрыт. Когда снежинки белые посыплются с неба, мне кажется, что бронза тихо звенит. Не представляю родины без этого звона. В сердце ее он успел врасти, как его поношенный сюртук зеленый, железная трость и перо — в горсти. Звени, звени, бронза. Вот читать далее…

E Am Женюсь, женюсь. G C Какие могут быть игрушки… Dm E И буду счастлив я вполне… E Am Но вы, но вы, Dm G C Мои вчерашние подружки, Dm E Am Мои вчерашние подружки, Dm E Am Напрасно плачете по мне. Am Dm Не плачьте, сердце раня, G C Смахните слезы с глаз, Dm читать далее…

М. Квливидзе Виноградную косточку в теплую землю зарою, и лозу поцелую, и спелые гроздья сорву, и друзей созову, на любовь свое сердце настрою. А иначе зачем на земле этой вечной живу? Собирайтесь-ка, гости мои, на мое угощенье, говорите мне прямо в лицо, кем пред вами слыву. Царь небесный пошлет мне прощение за прегрешенья. А иначе читать далее…

Gm D7 Gm Отшумели песни нашего полка, B F7 B отзвенели звонкие копыта. Cm Gm/D Пулями пробито днище котелка, | D7 Gm | маркитантка юная убита. | 2 раза Нас осталось мало: мы да наша боль. Нас немного и врагов немного. Живы мы покуда, фронтовая голь, | а погибнем — райская дорога. | 2 раза читать далее…

Ф.Светову Am H7 Поднявший меч на наш союз G7 C достоин будет худшей кары. Am Dm И я за жизнь его тогда E7 Am не дам и самой ломаной гитары. C F Как вожделенно жаждет век G7 C нащупать брешь у нас в цепочке. Am Возьмемся за руки, друзья, | Dm | возьмемся за руки, читать далее…

А.Смирнову Gm Здесь птицы не поют, Деревья не растут, D7 И только мы, плечом к плечу, Gm Врастаем в землю тут. Горит и кружится планета, Cm Над нашей родиною дым, F7 B И, значит, нам нужна одна победа, A7 D7 Gm Одна на всех — мы за ценой не постоим. A7 D7 Gm Одна на читать далее…

Am E7 Am Ты течешь, как река. Странное название! H7 E7 И прозрачен асфальт, как в реке вода. Am H7 E7 Am Ах, Арбат, мой Арбат, ты — мое призвание, F Am/E E7 Am Ты — и радость моя, и моя беда. H7 E7 Am Ах, Арбат, мой Арбат, ты — мое призвание, F Am/E читать далее…

А мы с тобой, брат, из пехоты. А летом лучше, чем зимой. С войной покончили мы счеты, бери шинель, пошли домой. Война нас гнула и косила, пришел конец и ей самой. Четыре года мать без сына, бери шинель, пошли домой. К золе и пеплу наших улиц опять, опять, товарищ мой, скворцы пропавшие вернулись, бери шинель, читать далее…

Am E7 Am Кавалергарда век недолог, и потому так сладок он. Dm G7 С Труба трубит, откинут полог, и где-то слышен сабель звон. A7 Dm E7 F Еще рокочет голос трубный, но командир уже в седле. Dm Am E7 F Не обещайте деве юной любови вечной на земле. Dm E7 F Dm Am E7 Am читать далее…

G7 C E7 Am Часовые любви на Смоленской стоят, G7 C H7 E7 Часовые любви у Никитских не спят, A7 Dm E7 Часовые любви по Петровке идут неизменно. Am/E E7 Am Часовым полагается смена. Dm Am О, великая вечная армия, G7 C где не властны слова и рубли, Dm Am/E E7 Am где все рядовые читать далее…

Стихи Б.Окуджавы Музыка И.Шварца Am E7 Am Ваше благородие, госпожа разлука, С G С Мы с тобой друзья давно, вот какая штука, Dm G7 С A7 Письмецо в конверте погоди не рви. Dm Am E7 F A7 Не везет мне в смерти, повезет в любви. Dm G7 С A7 Письмецо в конверте погоди не рви. читать далее…

(Молитва Франсуа Вийона) Пока Земля еще вертится, пока еще ярок свет, Господи, дай же Ты каждому, чего у него нет: Мудрому дай голову, трусливому дай коня, Дай счастливому денег… И не забудь про меня. Пока Земля еще вертится, Господи, — Твоя власть! — Дай рвущемуся к власти навластвоваться власть, Дай передышку щедрому хоть до исхода читать далее…

Ю.Трифонову Давайте восклицать, друг другом восхищаться. Высокопарных слов не стоит опасаться. Давайте говорить друг другу комплименты — Ведь это всё любви счастливые моменты. Давайте горевать и плакать откровенно, То вместе, то поврозь, а то попеременно. Не надо придавать значения злословью — Поскольку грусть всегда соседствует с любовью. Давайте понимать друг друга с полуслова, Чтоб, ошибившись читать далее…

Когда мне невмочь пересилить беду, когда подступает отчаянье, я в синий троллейбус сажусь на ходу, в последний, в случайный. Последний троллейбус, по улицам мчи, верши по бульварам круженье, чтоб всех подобрать, потерпевших в ночи крушенье, крушенье. Последний троллейбус, мне дверь отвори! Я знаю, как в зябкую полночь твои пассажиры, матросы твои приходят на помощь. Я читать далее…